Что такое Талмуд?

«Талмуд, несомненно, одно из самых выдающихся литературных произведений всех времен» («The Universal Jewish Encyclopedia»).

«[Талмуд] — это одно из самых великих интеллектуальных достижений человечества, настолько глубокий, настолько серьезный и настолько сложный для понимания памятник культуры, что уже более полутора тысячелетий лучшие умы мира заняты его исследованием» (Иаков Ноизнер, писатель, специалист по еврейской культуре).

«Талмуд является центральным столпом [иудаизма], поддерживающим всю духовную и интеллектуальную систему взглядов еврейства» (Адин Штейнзальц, талмудист и раввин).

БЕЗУСЛОВНО, Талмуд веками оказывал сильное влияние на жизнь евреев. Однако к нему относились не только с почтением, как видно из приведенных выше цитат,— Талмуд очерняли, называя его «морем непонятностей и неясностей». Его поносили, связывая его создание с богохульными происками Дьявола. В соответствии с папским указом, его периодически подвергали цензуре, конфисковывали и даже сжигали на площадях Европы.

Что же это за труд, который вызвал так много противоречивых мнений? Что отличает Талмуд от других произведений иудаизма? Для какой цели он был написан? Почему он оказал такое большое влияние на иудаизм? Представляет ли он ценность для нееврейского общества?

После разрушения иерусалимского храма в 70 году н. э. в течение 150 лет академии раввинских мудрецов в Израиле стремились найти новое основание для сохранения иудейских обычаев. Они обсуждали и объединяли различные традиции устного закона. На этом основании они создали новые ограничения и требования для иудаизма, определяя тем самым, как без храма изо дня в день вести праведную жизнь. Эта новая духовная структура была намечена в Мишне, составленной Иехудой ха-Наси в начале III века н. э.a

Мишна является отдельным произведением, где трудно найти что-либо общее с Библией. Ее стиль и даже язык особые, отличные от библейского текста. Решения раввинов, процитированные в Мишне, регламентируют повседневную жизнь евреев. Иаков Ноизнер замечает: «Мишна стала конституцией Израиля. [...] Она требовала от всех согласия с ней и следования ее предписаниям».

Но что, если у кого-то возникнут сомнения в том, что высказывания мудрецов в Мишне можно рассматривать наравне с Библией? В таких случаях раввинам приходится доказывать, что учения танаев (учителей устного закона), записанные в Мишне, находятся в полной гармонии с Еврейскими Писаниями. Поэтому возникала потребность в дополнительных разъяснениях. Пришлось заполнить пробел в объяснении и подтверждении того, что Мишна своим началом восходит к Закону, данному Моисею на горе Синай. Раввины чувствовали необходимость подтвердить, что устный и письменный законы равны по духу и целям. Следовательно, Мишна не была последним словом иудаизма, а стала новым основанием для религиозных дискуссий и споров.

Создание Талмуда

Раввины, занимавшиеся созданием Талмуда, назывались амораями, то есть «объяснителями» или «толкователями» Мишны. Во главе каждой академии стоял известный раввин. В небольшом кругу ученых и студентов дискуссии не прекращались в течение всего года. Но самые важные заседания проходили два раза в год в месяцах адаре и елуле, когда приостанавливались сельскохозяйственные работы и сотни, или даже тысячи, людей могли присутствовать на них.

Вот что пишет Адин Штейнзальц: «Глава академии председательствовал, он сидел на стуле или специальном коврике. В передних рядах напротив него сидели видные ученые (его коллеги или выдающиеся ученики), а за ними — все остальные ученые. ...Места распределялись по строго определенной иерархии [по рангу]». Зачитывался отрывок из Мишны. Он сравнивался с параллельным, или дополнительным, материалом танаев, который не входил в Мишну. Начинался процесс анализирования. Ставились вопросы, и разбирались противоречия, чтобы найти внутреннюю гармонию между учениями. В Еврейских Писаниях искали тексты, поддерживающие раввинские учения.

Хотя эти дискуссии велись в соответствии с тщательно продуманным порядком, обстановка на них была напряженной, иногда даже накаленной. Один мудрец, высказывания которого процитированы в Талмуде, говорит об «огненных искрах», летавших между устами раввинов во время споров (Хулин [Будничное], Вавилонский Талмуд 141). А вот что говорит о заседаниях Штейнзальц: «Глава академии или мудрец, выступавший с лекцией, предлагал свое объяснение обсуждаемых проблем. Присутствовавшие ученые часто засыпали его вопросами, возникавшими на основании знаний других источников, взглядов других комментаторов или собственных логических заключений. В одних случаях дискуссии были очень короткими и ограничивались ясным и исчерпывающим ответом на заданный вопрос. В других случаях ученые вносили альтернативные толкования и начинались долгие дискуссии». Все присутствовавшие могли свободно принимать в них участие. О решенных во время заседания вопросах сообщали в остальные академии, чтобы другие ученые могли подтвердить или опровергнуть правильность суждений.

Но эти заседания не были просто бесконечными дебатами вокруг законов. Юридические вопросы, относящиеся к правилам и предписаниям еврейской религиозной жизни относятся к Галахе. Это слово появилось от еврейского корня «идти» и означает «путь жизни, по которому нужно идти». Все остальное — истории о раввинах и библейских персонажах, мудрые изречения, концепция веры и философские мысли — относится к Аггаде (от еврейского корня «рассказывать»). В спорах раввинов Галаха и Аггада перемешивались.

В книге «Мир Талмуда» («The World of the Talmud») Моррис Адлер пишет: «Мудрый учитель прерывал затянувшееся обсуждение трудного вопроса, касавшегося закона, переходя к теме менее трудной и более назидательной. [...] Поэтому легенды и история, наука и фольклор, толкование Библии и жизнеописания, поучения и вопросы богословия собраны вместе, и тому, кто не был знаком с деятельностью академий, это казалось странным смешением разнородной информации». Ученые в академиях понимали смысл всех этих переходов и их связь с обсуждавшимся вопросом. Галаха и Аггада служили блоками для построения новой структуры, возводимой в раввинских академиях.

Создание двух Талмудов

Со временем главный раввинский центр в Палестине переместился в Тивериаду. Другие важные академии были расположены в Сепфорисе, Кесарии и Лидде. Но ухудшавшаяся экономическая ситуация, постоянная политическая нестабильность и, наконец, давление и преследования со стороны отступнического христианства привели к массовой иммиграции в другой большой центр еврейского поселения на востоке — в Вавилонию.

Веками студенты стекались из Вавилонии в Палестину, чтобы учиться у великих раввинов в академиях. Одним из таких учеников был Абба бен Ибо, называемый также Аббой Арихой — Аббой Долговязым,— но позднее известный просто как Рав. Он вернулся в Вавилонию приблизительно в 219 году н. э. после обучения у Иехуды ха-Наси, и это стало событием чрезвычайной важности для духовной жизни общины евреев в Вавилонии. Рав основал академию в Суре, местности, где проживало много евреев, но было мало ученых. Его имя привлекло в академию 1 200 постоянных учеников, и тысячи приходили в месяцах адаре и елуле. Известный современник Рава Самуил основал академию в Нехардее. Другие важные академии были учреждены в Пумбедите и Мехозе.

Теперь отпала необходимость ездить в Палестину, так как появилась возможность учиться у великих учителей в Вавилонии. То, что Мишна создавалась как самостоятельный текст, подготовило почву для полной самостоятельности вавилонских академий. Хотя после этого в Палестине и Вавилонии развились разные стили и методы изучения, частое общение и обмен учителями позволили сохранить единство между академиями.

К концу IV и началу V века н. э. евреям стало особенно трудно в Палестине. Угнетение и гонения под усиливающейся властью отступнического христианства вылились в последний удар, направленный на уничтожение Синедриона и роли наси (патриарха), приблизительно к 425 году н. э. Поэтому палестинские амораи начали общими усилиями собирать записи об итогах дискуссий в академиях в один общий труд и таким образом они хотели обеспечить их сохранность. Этот труд, работа над которым велась в спешке в конце IV века н. э., известен как Палестинский Талмудb.

Когда академии в Палестине находились в упадке, вавилонские амораи достигли высот в развитии своих способностей. Абайе и Раба развили умение вести полемику до уровня сложной утонченной аргументации, впоследствии ставшей образцом анализа для талмудистов. Затем Аши — глава Сурской академии (371—427 годы н. э.) — начал собирать и редактировать высказывания амораев, произнесенные во время дискуссий. Согласно Штейнзальцу, он очень «боялся, что огромная масса несистематизированного устного материала со временем могла быть предана забвению».

Систематизировать такой необъятный материал было не под силу одному человеку, и даже поколению людей. Период амораев закончился в Вавилонии в V веке н. э., но в VI веке н. э. работу над Вавилонским Талмудом продолжила группа савораев (название на арамейском языке означает «рассуждающие» или «высказывающие мнение»). Они завершили составление Талмуда, собрав тысячи отрывков, накопившихся за столетия раввинских дискуссий, придав им определенный стиль и оформив их в виде Вавилонского Талмуда, который отличается от всего, что было написано раввинами до того.

Какой цели служил Талмуд?

Раввины Талмуда стремились доказать, что Мишна и Еврейские Писания одного происхождения. Зачем? Иаков Ноизнер объясняет: «Речь шла об авторитете Мишны. Но суть вопроса сводилась к роли самого мудреца». Чтобы подтвердить этот авторитет, каждую строчку, а иногда и каждое слово исследовали, проверяли, объясняли и ставили в определенном порядке. Ноизнер замечает, что таким образом раввины «изменили идейную направленность Мишны». Хотя Мишна создавалась как самостоятельное, законченное произведение, теперь она лишилась своей целостности. Во время этого процесса она была переделана и изменена.

Новый труд — Талмуд — служил целям раввинов. Они установили правила анализа, и это, следовательно, учило людей думать так, как думают раввины. Раввины были убеждены, что их метод исследования и анализа отражает взгляды Бога. Само изучение Талмуда стало целью, формой поклонения, так как, по их мнению, в умении рассуждать человек подобен Богу. Для последующих поколений был определен тот же метод толкования Талмуда. Что из этого получилось? Историк Сесил Рот пишет: «Талмуд... наложил [на евреев] особый отпечаток, отличающий их от других, а также придал им удивительную силу сопротивляться и не терять сплоченности. Искусство вести диалог помогло им отточить остроумие и развить... проницательность. [...] Талмуд создавал для преследуемого в период средневековья еврея другой мир, в котором он мог найти убежище... Талмуд становился для него своего рода отчизной, которую человек мог носить с собой повсюду, лишившись своей родины».

Ценность Талмуда в том, что он дает возможность другим понять мысли раввинов. Но для всех — евреев и неевреев — стоит вопрос: действительно ли Талмуд знакомит со взглядами Бога? (1 Коринфянам 2:11—16).

[Сноски]

[Рамка, страница 31]

Два Талмуда — в чем их сходство?

Еврейское слово «талмуд» означает «исследование» или «познание». Амораи в Палестине и Вавилонии занимались исследованием, или анализом, Мишны. Оба Талмуда (Палестинский и Вавилонский) служат этой цели, но в чем их различие? Иаков Ноизнер пишет: «Первый Талмуд анализирует факты, второй изучает предпосылки; первый сосредоточивается исключительно на предмете изучения, второй в значительной степени расширяет границы исследуемого».

То, что изданию Вавилонского Талмуда предшествовала интенсивная и тщательная подготовка, объясняет, почему он не только намного бо́льше по объему, но и намного глубже по своему образу выражать мысли и анализировать. Когда говорят о Талмуде, то обычно имеют в виду Вавилонский Талмуд. Именно этот Талмуд веками удостаивался большего внимания со стороны исследователей и комментаторов. По мнению Ноизнера, Палестинский Талмуд является «трудом авторитетным», а Вавилонский Талмуд — «трудом гениальным».